— Таша! — крикнул он. — Я так рад тебя видеть! Но… где ты была? Почему ты меня не предупредила? Я хочу знать!
— Почему я обязана тебя предупреждать? — сердито спросила я. Мир качался, в глазах вспыхивали разноцветные круги.
— Потому что я — твой жених! — резко ответил он. — Потому что…
Я его не слушала. Жених? Значит, они уже окончательно все решили с моим отцом. Значит, мне совсем скоро придется подчиняться человеку, который даже еще не связав наши судьбы, уже требует от меня отчитываться о каждом шаге!
— Таша! — рявкнул Тарас. — Ты слушаешь меня?
— Нет… — прошептала я, и мир завертелся волчком.
Когда я открыла глаза, то увидела за своим письменным столом Федора. Он конспектировал какую-то книгу, полностью погрузившись в свое занятие. Мне пришлось несколько раз хрипло его окликнуть, прежде чем брат обратил на меня внимание.
— О, Ташка! — обрадовался он. — Я рад, что ты пришла в себя. что? Пить? Вот, настойка из ягод первоснежника. Ничего, что мы твой запас распотрошили?
— Сколько…
— Три дня, — сообщил Федор. — Куратор Лиза тебя лечила. Она интересовалась, где ты так умудрилась застыть, что подхватила воспаление легких. Но мы с Флором ей ничего не сказали.
— Молодцы, — прохрипела я.
— Молчи лучше, — посоветовал брат. — У тебя голос, как у вороны. Мы ходили полы мыть, не волнуйся. Кстати, тебя к проректору вызывают. Мы сказали, что ты больна. Ну, ладно, раз ты пришла в себя, я тебе бульона сейчас дам. Он не воняет, честно… ну, что ты так на меня смотришь? Первый вонял, Флор опять забыл из курицы кишки вынуть. А этот мама варила, он вкусный.
Попив бульона, я снова заснула. А проснувшись, увидела картину, которая показалась мне галлюцинацией из-за высокой температуры. У моей кровати сидела мама и вязала, но не свитер, а носок. Я будто перенеслась в далекое прошлое, на много-много лет назад, когда я, еще крохотной девчонкой, наелась сосулек и заболела. Тогда мама была беременной моими братьями, и ее фигура с невероятно огромным животом, днями и ночами сидела надо мной, обтирая холодной водой и плетя то шарфик, то носки, то латая одежду.
— Мама, — всхлипнула я, все еще не уверенная в том, что мне это не привиделось.
— Да, моя девочка, — сказала мама и погладила меня по голове. — Тебе что-то принести? Теперь все будет хорошо, ты скоро поправишься. Спи.
Так прошло еще несколько дней, и, наконец, болезнь полностью отступила. Я уже могла вставать с постели, хотя чувствовала себя невероятно слабой. Однажды, когда я сидела на кровати, изучая учебник по органической химии, в дверь постучали.
— Доченька, — в комнату заглянула мама. я уже поняла, что она действительно сидела надо мной, изредка чередуясь с братьями. Не смотря на труд ухода за тяжелобольной, мама расцвел. Может быть, Эрнесто был прав, и ей действительно требовалось заботиться о ком-то. А мы, оберегая ее от всех забот после того, как умерла сестричка, только усугубили ситуацию. — К тебе пришли. Причешись.
— Что вы, уважаемая Ворон, не нужно Таше беспокоиться. Я профессионал, я столько больных видел, и при смерти тоже.
Мама побледнела.
— Умеешь же ты утешить, — улыбнулась я Лео, который входил в комнату, стуча по полу деревянной ногой. Сегодня она была в виде кости, почему-то бедренной, да и к тому же перевернутой. — Мама, не стоит волноваться, я уже выздоравливаю.
Побледневшая мама слабо кивнула и тактично прикрыла двери.
— Ну, как ты? — спросил Лео, присаживаясь на кровать и доставая из чемоданчика деревянную трубку для прослушивания. — Обнажай грудь.
— Обойдешься, — я скрестила руки, обхватив себя за плечи.
— Девушка, не понимаю вашей ложной стеснительности! Я тут, между прочим, командированный от Колледжа, и выступаю исключительно в роли твоего лечащего аптекаря.
— Да ну? — изумилась я.
— Да, — жалобным тоном сказал Лео. — Куратор Лиза отправила меня сюда и сказала, что десяти лет обучения должно быть достаточно, чтобы определить, здоров уже пациент или нет. Не подведи меня, Таша!
Я нехотя задрала ночную рубашку. Леопольд подышал на трубку, чтобы ее согреть, потом принялся отрывисто командовать: "дыши!", "не дыши!".
— Что ж, легкие чистые, — сказал он. — Поздравляю с выздоровлением.
Я опустила рубашку и подозрением посмотрела на его донельзя довольную физиономию.
— Почему ты так улыбаешься? — подозрительно спросила я.
— Представь, — расплылся в блаженной улыбке Лео. — Я единственный из группы, кто был удостоен чести лицезреть твою грудь! Та еще в какой интимной обстановке!
— Что? — возмутилась я, замахнувшись учебником.
— Тихо, тихо! — воскликнул Лео. — Я химию и так терпеть не могу, не стоит усугублять наши с ней отношения! Не злись, Таша, тебе сейчас нужно избегать сильных эмоций. Окрепни сначала. Кстати, где ты так сильно застудилась? Ты же всегда была очень осторожной, ходила в каких-то совершенно необъятных свитерах и юбках, которые напрочь скрывали твою фигуру. И очень зря, как только что оказалось.
Я не обратила внимание на подколку. Желание рассказать о том, что я узнала хоть кому-то было настолько сильным, что решила открыться Лео.
— Послушай, то, что я тебе сейчас скажу, покажется тебе невероятным, но, умоляю, выслушай меня! — умоляюще сказала я.
— Хорошенькое начало, — пробормотал Лео. — Я слушаю тебя.
— Только, прошу, отнесись ко всему серьезно! — попросила я.
Он молча кивнул. Таким серьезным я видела его лишь тогда, когда он думал. Что умирает и раскаивался в жизни, которая прошла зря.